Мелодия для любимой - Страница 40

Краем уха она услышала шелест открываемой молнии — долгий, медленный, распадающийся звук, и вот уже их не разделяет спальный мешок, мешают только глупые толстые байковые рубашки, майки… Они лихорадочно раздевали друг друга, путаясь во всей этой одежке, препятствующей их телам слиться.

Это безумие, думала она, погружаясь в волны страсти. Они оба останутся ни с чем… Нет, не думай, приказывала себе Джесс. Сегодня ночью дай волю своим чувствам.

Глава 10

Это был ураган.

В ослепляющем желании она вся распахнулась. Не стыдилась ни своей обнаженной груди с отвердевшими вдруг сосками, ни шелковистого треугольника внизу живота, ни раскинутых ног. Она дарила ему себя… А он целовал каждую ее клеточку, заставляя тело накаляться, вздыматься навстречу, изгибаясь дугой. Она почувствовала твердую упругость его плоти и застонала от сладостной муки, нараставшей от мощных движений, с какими он погружался в нее. Они долго до изнеможения плыли в дивном томлении, пока бурный экстаз не оглушил обоих.

Снаружи яростно свистел и завывал ветер. Чернильно-черная ночь — одна из самых длинных в году — властвовала над миром, напоминая об аде. А внутри хижины был рай. Прижавшись друг к другу, со счастливыми лицами спали мужчина и женщина.

Они пробудились одновременно от тоненького звона будильника в наручных часах Эдди. В хижине было темно и холодно. Из тепла пухового спального мешка вылезать не хотелось.

— Неужели действительно нужно вставать? — сонно прошептала Джесси, уткнувшись в его плечо.

— Нам не нужно делать ничего, чего мы не хотим. — Эдди принялся целовать ее лоб, переносицу, нос.

— Ты, часом, не потерял мои губы?

Он тихо рассмеялся:

— Я знаю, где они. После этой ночи могу отыскать любую твою родинку. Я не замучил тебя?

Она думала лишь миг.

— Нет.

Он благодарно поцеловал ее.

— А знаешь? Кажется, мне всегда будет тебя мало. — Он резким движением откинул половинки мешка, поднял ее с топчана и поставил на ледяной пол. — Быстро одевайся, а то мы начнем все сначала.

— Ты садист. Я ненавижу тебя! — задохнулась Джесси, приплясывая и нащупывая одежду.

Посмеиваясь, Эдди зажег керосиновую лампу и, не обращая внимания на свою наготу, заключил ее в объятия и поцеловал. Джесси замерла. Поначалу шутливый поцелуй сразу перерос в нечто большее.

— О нет! Я же говорю: если не возьмем себя в руки, нам никогда не выбраться отсюда. — Он глубоко вздохнул и похлопал ее по спине. — Одевайся и при этом подпрыгивай, чтобы разогнать кровь.

Подпрыгивать? Джесси ухмыльнулась. Сегодня она могла бы и полететь…

В предрассветных сумерках они покинули хижину. Джесси не ощущала холода, хотя было значительно ниже нуля. Слава Богу, стих вчерашний ураганный ветер, а утренняя звезда над головой сверкала ярче, чем когда-либо. Моя собственная рождественская звезда, решила девушка.

Они поднялись в горы еще выше.

— Ну как тебе здесь? — спросил Эдди. — Может, это то, что надо?

Перед ними на многие мили виднелись бесчисленные горные пики и ущелья, а они с Эдди словно находились в центре мироздания.

— Чудесно.

— Я рад, что тебе нравится. — Эдди расстегнул рюкзаки, вытащил футляры с валторной и флейтой. Поставил инструменты на плоскую гранитную глыбу. — Садись. Ждать осталось немного.

Они стряхнули снег с камня и сели, устремив глаза к горизонту. Время шло, а небо оставалось темным, как прежде.

— Какая же длинная ночь. Такое впечатление, что оно уже никогда не поднимется.

— Солнце всегда встает. Наберись терпения и жди.

Говорили они почему-то шепотом, словно боясь разрушить царившую в природе гармонию. Джесси вопросительно посмотрела на него: мол, где же наше светило? Он молча приложил палец к губам.

Небо постепенно розовело, а утренняя звезда стала меркнуть, таять. Горизонт начал наливаться оранжевым, ярчал, предвещая, что вот-вот появится край раскаленного диска.

Эдди вынул валторну, ей протянул флейту.

— В нашем распоряжении минут пять, пока от мороза не застынут клапаны. Приготовься, — сказал он.

Джесси улыбнулась. Вот он, упрямец, и добился своего. Заставил сдержать клятву, которую они дали себе в детстве, — будут музыкой приветствовать солнце. Пусть всего пять минут, но будут. И в тот момент, когда оно наконец показалось, они почти одновременно поднесли к губам инструменты. Глубокий звук валторны поплыл над горами. Ему, как эхо, вторила нежная флейта.

Слышит ли их кто-нибудь? Может, какой-нибудь наблюдатель на метеостанции или фермер в сонной долине, вставший подоить коров?

Но они с Эдди забрались так высоко не для того, чтобы играть для кого-то. Они здесь ради самих себя. И того чуда, которое зовется счастьем.

Джесси опустила флейту, когда песня еще не закончилась, — ком в горле помешал. А Эдди продолжал. Пока он играл один, слезы текли по ее щекам. Беззвучные, тихие, умиротворенные, исторгнутые из глубины души музыкой и первозданной земной красотой.

Закончив мелодию, Эдди опустил валторну на колено. Солнце окрасило его лицо. Он выглядел возвышенно-торжественным, гордым и по-юношески открытым. Как же она благодарна ему за то, что он подарил ей эти мгновения! Эдди взял ее за руку, и еще несколько минут они просидели молча, наблюдая, как небо наполняется мощью солнечного света.

— Счастливого Рождества, — сказал он тихо.

— Счастливого Рождества, Эдд, — как эхо, повторила она.

Они обнялись, замерев в блаженном поцелуе.

Потом они долго и медленно спускались вниз. Было не менее тяжело, чем когда поднимались. Тропы заледенели, ботинки отчаянно скользили. Рюкзак за спиной Джесси давил и подталкивал ее вперед своим весом, мешая сохранять равновесие. Она уже не раз была близка к тому, чтобы сорваться. Выручала страховочная веревка, защелкнутая на поясе карабином, и сильные, надежные руки Эдди. Она не знала, что они содраны до крови. Он же не понимал еще, как при одном из падений пострадала ее нога. Сгоряча девушка не ощутила боли, зато потом каждый шаг ей давался с невероятным трудом, особенно когда на подходе к лесу пришлось преодолевать глубокий, покрытый жестким настом снежный массив.